Железное королевство. Взлет и падение Пруссии, 1600-1947 гг. - Christopher Clark
6. Фридрих I, король в Пруссии (курфюрст 1688-1701; король 1701-13), написан после коронации, авторство приписывается Самуэлю Теодору Герике
Одной из причин принятия титула "Король в Пруссии" - необычного титула, вызвавшего некоторое веселье при европейских дворах, - было то, что он освобождал новую корону от любых польских претензий, касающихся "королевской" Пруссии, которая все еще находилась в составе Речи Посполитой. На переговорах с Веной особое внимание уделялось тому, чтобы в формулировке любого соглашения было ясно сказано, что император не "создает" (creieren) новый королевский титул, а лишь "признает" (agnoszieren) его. Многочисленные споры вызывал отрывок из окончательного соглашения между Берлином и Веной, в котором говорилось об особом примате императора как старшего монарха христианства, но при этом четко указывалось, что прусская корона - это совершенно независимый фонд, для которого одобрение императора было скорее вежливостью, чем обязанностью.
В 1701 году, как и во многих других случаях, Берлин был обязан своей удачей международным событиям. Император, вероятно, не стал бы содействовать возвышению курфюрста, если бы не тот факт, что он остро нуждался в поддержке Бранденбурга. Эпохальная борьба между Габсбургами и Бурбонами должна была вступить в новую кровавую фазу, поскольку коалиция европейских держав собралась противостоять французским замыслам посадить на вакантный испанский трон внука Людовика XIV. Предвидя крупный пожар, император понял, что ему придется пойти на уступки, чтобы заручиться поддержкой Фредерика. Окрыленный заманчивыми предложениями с обеих сторон, курфюрст колебался, переходя от одного варианта к другому, но в конце концов решил присоединиться к императору в обмен на Кронтрактат (Королевский договор) от 16 ноября 1700 года. По этому договору Фридрих обязался предоставить императору контингент в 8 000 человек и дал различные более общие заверения в поддержке дома Габсбургов. Венский двор, со своей стороны, согласился не только признать основание нового титула, но и добиваться его всеобщего признания как внутри Священной Римской империи, так и среди европейских держав.
Утверждение королевского титула повлекло за собой массовое расширение придворного сословия и разворачивание тщательно продуманных церемоний. Многие из них имели явно историческое измерение. Проводились великолепные торжества по случаю годовщины коронации, дня рождения королевы, дня рождения короля, вручения ордена Черного Орла, открытия статуи Великого курфюрста. В этом отношении правление Фридриха институционализировало повышенное историческое сознание, которое было характерно для понимания его предшественником своей должности и которое проникало в западноевропейские дворы с конца XVI века.4 Именно Фридрих назначил Самуэля Пуфендорфа придворным историографом в 1688 году. Замечательная история правления великого курфюрста, написанная Пуфендорфом, стала первой, в которой систематически использовались архивные правительственные документы.
В то время как другие дворы были заняты сражениями и осадами войны за испанское наследство, заметил один современный английский наблюдатель с ноткой отчаяния, жизнь в Берлине представляла собой непрерывную череду "представлений, танцев и других подобных развлечений".5 Для иностранных посланников, отправленных в Берлин, этот скачок в придворном великолепии означал, что жизнь стала дороже. В отчете, поданном летом 1703 года, британский чрезвычайный посланник (впоследствии посол) лорд Рэби отметил, что его "снаряжение, которое в Лондоне считалось очень прекрасным, не идет ни в какое сравнение с тем, что есть здесь". Британские депеши этого периода полны жалоб на непомерные расходы, связанные с поддержанием видимости того, что внезапно стало одним из самых великолепных дворов Европы. Необходимо было заново обставить апартаменты, переодеть слуг, кареты и лошадей в соответствии с более строгими и дорогостоящими стандартами. "Мне кажется, я ничего не выиграю от своего посольства", - уныло заметил Раби в одной из многочисленных завуалированных просьб о более щедром содержании.6
Возможно, самым драматичным проявлением нового вкуса к тщательно продуманным церемониям стал режим траура, последовавший за смертью второй жены короля, Софи Шарлотты Ганноверской, в феврале 1705 года. В момент смерти королева гостила у своих родственников в Ганновере. Высокопоставленному придворному было приказано взять два батальона бранденбургских войск в Ганновер и доставить труп обратно в Берлин, где он должен был пролежать на государственном ложе в течение шести месяцев. Было отдано строжайшее распоряжение, чтобы во всех королевских владениях соблюдался "глубочайший траур, какой только возможен". Всем, кто приходил ко двору, предписывалось накрываться длинными черными плащами, а все апартаменты, кареты и экипажи, в том числе и иностранных посланников, должны были быть "погружены в глубокий траур".
Двор был в таком трауре, какого я не видел в своей жизни, ибо все женщины были в черных головных уборах и черных вуалях, покрывавших их со всех сторон, так что не было видно ни одного лица. Мужчины все были в длинных черных плащах, и все комнаты были завешаны плащами как сверху, так и снизу, и в каждой комнате горело по четыре свечи, так что короля можно было отличить от остальных только по высоте его плаща, который придерживал джентльмен из опочивальни.7
Одновременно с усилением придворной пышности и церемониала начался невиданный в истории династии бум инвестиций в культуру. Последние десятилетия правления Великого курфюрста ознаменовались ростом представительного строительства в столице, но оно меркло на фоне проектов, начатых во время правления его преемника. В Шарлоттенбурге под руководством шведского мастера Иоганна Фридриха Эозандера был построен огромный дворцовый комплекс с обширным прогулочным садом, а по всему городу распространилась репрезентативная скульптура, самым ярким примером которой является поразительная конная статуя Великого курфюрста, созданная Андреасом Шлютером. Старый, израненный войной Берлин начал исчезать под широкими мощеными улицами и величественными зданиями изящного жилого города.
В июле 1700 года, когда его поиски королевского титула подошли к успешному завершению, Фредерик основал Королевское научное общество, позже переименованное в Королевскую прусскую академию наук, и таким образом приобрел один из самых ценных современных атрибутов династического отличия.8 На медальоне, разработанном философом Лейбницем в честь открытия общества (которое было официально учреждено 11 июля, в день рождения государя), на одной стороне был изображен портрет курфюрста, на другой - бранденбургский орел, летящий вверх к созвездию, известному как Орел, с девизом: "Он стремится к звездам, которые знает".9
Стоил ли прусский королевский титул со всей сопутствующей ему пышностью и обстаятельствами тех денег и усилий, которые были потрачены на его приобретение и жизнь в соответствии с ним? Самый известный ответ на этот вопрос был резко отрицательным. Для внука Фридриха II вся эта затея была не более чем потаканием тщеславию курфюрста, как он объяснил в удивительно злобном портрете первого
